Серебрянный лес.
Покои Наомирель, принцессы эльфов.
— Светлых дней тебе, Наоми! — молодая и прекраисная дева, что возлежала на постели, усыпанной белыми лепестками роз, встрепенулась и приподнялась. Она ничем не выдала своего удивления или страха, а ведь я впервые напрямую выстроил портал в её резиденцию. Принцесса! От кончиков пальцев и до самых заостренных ушек.
— Рихард, любовь моя, я не ждала тебя… так скоро! — прелестное создание, полуобнаженное тело которого прикрывали серебристые локоны, плавно поднялось и двинулось мне на встречу, огибая изящные столики и стулья, сплетённые из лоз деревьев. Прелестное и столь же коварное.
— Нет, Наоми! Поцелуев не будет! Больше не будет! — я перехватил её руки в шаге от меня. Прикоснувшись к шёлку её кожи, я еще раз поразился тому, до чего же она красива. Принцесса эльфов была гораздо красивее Кьяры, ухоженней и элегантней, но… весь её лучезарный облик не манил меня так, как Кьяра со своим развязанным на ботинке шнурком или всклокоченной косой. Моя девочка была такой земной и оттого такой желанной.
— Почему, любовь моя?! — огромные серебристые глаза наполнились слезами. Жаль, что теперь я знал им ценну. Впрочем, как и всему остальному.
— Я встретил… Её! — эльфийка поймёт, о чём я. Мы неоднократно говорили об этом, опасались и строили планы, как этого избежать. Но так случилось, то теперь я этого не хочу. Ничего не хочу, как и мстить Наоми.
— Нет! Это не правда! — меня обхватили тонкие руки и сжали в объятиях. — Ты — мой! Мой!
— Нет, Наомирель, я не твой. Ты знаешь это едва ли не с самого начала! — я с трудом разжал её объятия, стараясь не причинить боль. — Она — моя суженная!
— Не может этого быть, Рихард! Ты лжёшь! Зачем ты мне лжёшь?! — сцепив руки на груди, эльфийка в мольбе посмотрела на меня.
— Из нас двоих лгала только ты, Наоми! И… нет! Не унижайся, я всё знаю!
— Что ты знаешь, Дракон?! Что?! — женский голос приобретал нотки истерики, а я всё еще пытался образумить её.
— Всё, мой серебряный колокольчик! — грустно улыбнувшись, я взял её ладошку и поцеловал. — Я дал тебе прекрасный повод выйти из сложившейся ситуации! Воспользуйся им, будь достойна своего народа! И… больше не стой у меня на пути! Не надо!
— Рихард! Ри… — она рыдала в голос, не стесняясь и не таясь.
— Прощай, Наоми!
— Прости, но я…
Дальше я уже не слышал, мой уход потонул в звоне рабившихся стёкол. Наоми любила стекло. Оно напоминало ей звёзды, которые могли петь. Кстати о пении, почему я никогда не слышал, как поёт Кьяра?!
Вспомнив о своей малышке, на душе потеплело, и я поспешил уйти из Леса, деревья которого со звоном роняли серебряную листву.
Рихард. Сумрачный лес.
Еще в полуверсте от замка Сумрак я понял, что с моим родовым гнездом что‑то случилось. То ли тень от горы Заблудших душ ложилась не так, то ли замковые постройки как по волшебству поднялись и перешли на новые места. Да и озеро сверкало так, будто Западная башня не нависала… Стоп!
Конь подо мной всхрапнул и встал на дыбы, недовольный столь грубым обращением.
— Где Западная башня?! — пребывая в шоке, я не сразу понял, что ответить мне никто не мог, и, тем не менее, я продолжал вопрошать, наверное, у богов, — где, демоны бы вас побрали, Западная башня?!
Подстегнув коня, я понёсся в Сумрак, готовясь увидеть нечто ужасное. Единственным чувством, охватившим всё моё естество, был страх. Страх застать лишь холодные тела… вернее тело Кьяры, разруху и пепелище. Во внутренний двор я ворвался стремглав.
Встревоженные слуги горохом высыпались на площадь перед парадным входом в замок. Элжбет, утирая скупые слёзы платком, бросилась мне на шею, чего никогда прежде не бывало:
— Милорд! Благословенные небеса, вы приехали!
Я ожидал услышать самое страшное и был готов с достоинством принять скорбные вести, но то, что поведала мне моя терпеливая экономка, повергло меня в стазис покрепче магического.
Спустя полчаса я мечтал о том, что бы сжать в своих объятиях такое хрупкое девичье тельце Кьяры… сжать до хруста, до комариного писка! А потом перейти к её лебяжьей шейке!
— Кья — а-а — ара! — эхо моего голоса понеслось по пустым коридорам, услужливо отыскивая разрушительницу родовых поместий.
Устав ждать добровольной сдачи на милость победителя, я запустил два поисковых пульсара.
Кьяра
— Ну, так как, разливать?!
— Конечно, дорогой! Двум смертям не бывать, а одной — не миновать! — изрекла я глубокую мысль, подставляя бокал для золотистого борского вина… э — э-э трёхсотлетней выдержки.
— Ну, моя драж… жаж…айшая госпожжа, тут я с вами не соглашусь! Бывать! Проверено! — пьяный говор моего собутыльника напоминал мне жужжание шмеля на лесной поляне, потому в смысл сказанного я не вникала, сосредоточив всё свое внимание на соседнем бочонке.
— Какая госпожжжа! Кьяра я, ты что забыл?!
— Не положено! Суб — бор- дин — нация! — по слогам пояснили мне.
— А — а-а, тогда ясно! Ну, так на брру — дерр — шаффт?! — внесла я предложение, на которое получила положительный ответ двумя кивками и троекратным 'Ик'.
Выпив, я с удовольствием откинулась на ящик с бутылками, водрузив ноги на невысокий помост, уставленный тарой для вина.
— Друг мой сердешный, а как ты думаешь, пробочку эту вынуть смогём?! — и я ткнула пальцем в затычку. Со второго раза, правда, но получилось же.