Сосуд (СИ) - Страница 5

— Нет в женщине её начала! Душа её рождена в нем, в мужчине, для него вынута и воплощена. Ему же она и принадлежит, — голос Оракула завораживал. Он журчал как молодой ручеек, только что вырвавшийся из‑под толщи снега, переливаясь звоном тысячи колокольчиков. — Мудра Айора, и знания её даруют великое счастье вернуться к истокам и обрести продолжение свое, познав всю силу любви, покорности в руках её сынов…

Голос прорицательницы манил, околдовывал, погружая в гипнотический транс.

— И именно ему, мужчине, дан величайший дар — открыть истинную природу женщины. Как не могут овцы без пастуха, слепой без поводыря, жаждущий без воды, так не может и женщина без мужчины! Преклоним же колени наши пред давшими жизнь дочерям своим!

Смысл слов Оракула медленно тонул в пучине моего сознания, и только что‑то, упорно мелькающее на самом краю бездны, мешало мне погрузиться в сладкое небытие. Ах, да… колени… преклонить колени! Перед кем? Перед отцом?! Ну, уж нет!

Я вздрогнула и, очнувшись, осмотрелась: девушки образовывали круг. За нашими спинами, склонив головы, стояли маги, прибывшие с Оракулом. Ритуальные одеяния, в пурпурно — золотой гамме, надёжно скрывали их фигуры и лица. А вот за ними… Великая Богиня! Что это?! Словно тысячи тысяч мерцающих волшебными огоньками светлячков выстроили стену, отделившую нас, избранных, от остальных присутствующих…

— Дочери Айоры, окуните десницы свои в Чашу Судьбы и примите Дар! — я увидела, как в руках Оракула, сложенных ковшом, появился золотистый туман, он уплотнялся, сгущаясь всё больше и больше… Ещё мгновение… и я глазам своим не поверила — Чаша Судьбы! Чуть — чуть больше той, которой я черпаю воду из ведра, чтобы ополоснуться.

И что за нелепое сравнение пришло в мою голову, скажите? Ну, а с чем мне еще сравнивать?!

Надо же… Чаша Судьбы — этот священный сосуд, — здесь!

Сверкая россыпью звезд, она блестела и искрилась, а стекающая с края золотистая вода, переливаясь, создавала причудливые картины, реальные настолько, что мне казалось, что я подсматриваю за чьей‑то жизнью. О Айора, благодарю тебя за возможность увидеть, как творится магия! Интересно, а остальные это видят?! М — да, что‑то я сильно отвлеклась.

— Встаньте! — тихо скомандовала прорицательница, и я, с вожделением глядя на Чашу, вместе со всеми поднялась с колен.

Как же мне хотелось к ней прикоснуться! Это — словно дотронуться рукой до Солнца! Я уже не видела других и не слышала слов благодарности, возносимых Богине, я словно бы лишилась дара речи и способности мыслить. Единственное, что сейчас могла — благоговейно взирать на поднесенный ко мне артефакт.

— Рокьяра, дочь Брона, внемли мне! Возьми судьбу свою! — голос Оракула ласкал меня, он был тих, как шелест листьев в моем Лесу. — Рокьяра, Сильное сердце… Рожденная возродить Вечное! Рокьяра… Кьяра… Яра…

Я выплыла из забытья, и, взглянув с неописуемой тоской на Чашу, опустила в неё правую руку…

Ощущение леденящего холода, затем обжигающего огня, тут же утихшего от ласковой прохлады воды, сменившейся мягкостью земли и, наконец, твердостью метала, который я почувствовала в своей ладошке… Медальон! Теперь он согревал мои холодные пальчики. Я знала, что это он — Дар Айоры — маленькое Чудо, которое будет со мной всегда, которое нельзя продать, украсть, обменять или потерять. Медальон всегда возвращается к своей хозяйке.

Я крепко сжимаю дар богини и с трепетом жду, что же будет дальше? Прорицательница отходит от меня к следующей девушке. И дальше… дальше…

— Давшие жизнь, теперь вы можете подойти и приложить Медальон к запястью своих дочерей! — Оракул, завершив свой путь по кругу, вновь вернулась в его центр. Чаши в её руках уже не было. — И да поможет вам Милостивая Айора!

Я видела, как отец подошел к Тиане, как ласково погладил её по щеке, как согревал её ручку в своих ладонях, прежде чем взять из её кулачка маленькое сверкающе — золотистое чудо и придавить его к внутренней стороне правого запястья дочери. Миг… и он улыбается! Открыто, с гордостью! А по щекам Тианы катятся слёзы… слёзы радости. И без слов понятно, она — Найрими. Достойная дочь достойного отца. Та, что принесёт честь своей семье.

Я смотрю, как он обнимает её и целует в высокий лоб, как с улыбкой что‑то говорит. Смотрю, и не могу отвести глаз! А в груди моей разливается тупая тянущая боль. Богиня, когда же всё это прекратиться?! Ведь по традиции отец должен был сначала подойти ко мне! Это я — его старшая дочь и это мне он в первую очередь должен был преподнести Дар!

Ярость и обида, сплетясь в змеиный клубок, охватили меня! За пол шага, до того, как отец приблизился ко мне, я разжала свой кулак и с силой вдавила медальон в запястье.

Да! Я посмела сделать это — отнять у отца честь открыть тайну Богини! Я видела, как ужас в его глазах, сменился гневом, и он замахнулся на меня своей широкой, заскорузлой ладонью… Видела, как мама метнулась к нему и повисла у него на руке… Видела, как сестра упала на руки Тэнэта, и как её мать Тайя, с неистовством жестикулируя руками, стала творить над ней символы — обереги…

Я видела, но ничего не чувствовала! Словно какая‑то необъятная водная гладь отделяла меня от них. Я, точно умершая, с жалостью тех, кого уже не тяготят дела мирские, взирала, как несколько магов, осеняя меня пасами, безуспешно пытались подойти, пока не услышали слабый голос прорицательницы, тяжело оседающей на глиняный пол, устланный соломой:

— Не троньте её! Она уже в Обители Сардоса! Он либо вернет её, либо нет!